«Целого никто не видит, в этом корень всех проблем» - 4 Декабря 2016 - Периодические факты про элементы системы газоснабжения

Главная » » «Целого никто не видит, в этом корень всех проблем»

19:14 «Целого никто не видит, в этом корень всех проблем»
В 2012 г., подводя первые итоги реформы электроэнергетики, экс-предправления РАО «ЕЭС России» Анатолий Чубайс признался, что допустил две ошибки. Во-первых, оставил нереформированной теплоэнергетику, а во-вторых, переоценил управленческий потенциал чиновников в отрасли. Кризисный 2014 год обострил проблемы в отрасли и показал, что решить их быстро и эффективно не удается. Рынок мощности, который и до того ругали за излишек регуляторных «подкруток», окончательно «сломался», по прежним правилам в этом году играть не хочет никто. Всему виной избыток генерации, причем некоторые регуляторы сомневаются не только в методах вывода, но и в вопросе «а стоит ли?». Если оставить все как есть, цены на мощность могут сложиться нулевыми, опасались энергокомпании. Одновременно растет и «атомная угроза». Спрос на электроэнергию колеблется на одном уровне, и новые атомные блоки вытесняют тепловую генерацию и ложатся новым бременем на плечи потребителей. Сетевым компаниям тоже пришлось туго: в кризис государство все увереннее ограничивает тарифы, но выжить только за счет повышения внутренней эффективности компании или не хотят, или уже не могут. Госрегулирование в энергетике переживает кризис и сейчас, считает экс-начальник департамента экономической политики РАО «ЕЭС России», заместитель гендиректора Российского энергетического агентства Минэнерго Игорь Кожуховский. В интервью «Ведомостям» он рассказал о том, как проблемы энергетики решаются в мире, почему не нужно бояться ошибок в прогнозах и как можно обеспечить долгосрочность принимаемых решений. – Как вы считаете, в чем причины проблем, которые сложились сегодня в отрасли? Я имею в виду споры о новых правилах рынка мощности, огромный избыток генерации, сложное положение сетевого комплекса. – Я думаю, причина в кризисе государственного регулирования в широком смысле этого слова. Сегодня управление электроэнергетикой свелось к регулированию ее отдельных фрагментов и частей, будь то сетевой комплекс, генерирующий или сбытовой бизнес. Инструментарий и культура целостного прогнозирования и моделирования развития энергетики исчезли из государственного регулирования, и это очень печально. Целого никто не видит, и, как бы философски это ни звучало, в этом корень всех проблем. – Какой конкретно инструментарий вы имеете в виду? Нужен какой-то более точный программный документ? – Нет. Это инструментарий формирования прогнозного баланса энергосистемы, который мы использовали в РАО «ЕЭС России» и который широко применяется в мире. Например, есть модельный комплекс «Плексос», которым пользуются некоторые генерирующие компании, как, например, «Фортум» или Enel, органы государственного регулирования, как, например, CER (Commission for Energy regulation) в Ирландии, и системные операторы (для решения различных аналитических задач), как, например, MISO – системный оператор Среднего Запада, США. Применение таких программно-модельных комплексов для решения различных задач в электроэнергетике требует не только расчетов, но и огромной экспертной составляющей, больших затрат на подготовку информации. Подобный инструментарий позволяет учитывать и согласовывать развитие всех энергокомпаний – и сетевых, и генерирующих – и оптимизировать их развитие. С помощью него можно моделировать развитие электроэнергетики при самых различных прогнозных условиях и сценариях, и в том числе оценивать стоимостные последствия тех или иных решений и сценариев развития. – Когда и почему Минэнерго перестало пользоваться этим инструментарием? – Минэнерго никогда и не пользовалось такого рода инструментарием. Его освоение и регулярное использование для аналитической и прогнозной поддержки решений, принимаемых Минэнерго, требует специальных усилий, затрат и подбора команды специалистов. За огромной загрузкой сотрудников министерства текущими задачами на эту задачу времени и сил не хватает. В настоящее время в министерстве при поддержке Российского энергетического агентства создается государственная информационная система топливно-энергетического комплекса. В рамках этой системы и будет формироваться модельный инструментарий, позволяющий повысить качество управленческих решений. – Сегодня комплексное моделирование полностью заменил прогноз «Системного оператора»? – Да, но «Системный оператор» формирует прогнозы не очень комплексно, не учитывая экономических и финансовых ограничений и влияния на цены электроэнергии, не учитывая параллельно развивающиеся рынки тепла, развитие когенерации. У «Системного оператора» есть свой важный, но ограниченный набор функций: его функционал распространяется на поддержание надежной работы электроэнергетики. Мы всегда находились с «Системным оператором» в творческой дискуссии по поводу того, что нужно формировать прогнозы исходя из всего комплекса предпосылок, включая и оценку стоимостных последствий. И если эти ценовые последствия превышают макроэкономические параметры правительства, то должна быть определенная корректировка самих прогнозов, масштаба инвестиций. – То есть если бы «Системный оператор» в своих прогнозах учитывал их стоимостные последствия и укладывался в прогнозы Минэкономразвития, сейчас, например, сетевым компаниям не пришлось бы в пожарном порядке урезать инвестпрограммы? – Да, конечно. Дело в том, что в отрасли не до конца сформирована цепочка принятия согласованных решений – от отраслевых прогнозов до инвестиционных программ компаний. Отраслевые программные и схемные документы живут своей жизнью, а инвестпрограммы утверждаются отдельно. И получается следующее: формируется схема и программа развития энергосистемы на семь лет, на ее основе ФСК и «Россети» принимают инвестпрограммы. Но схема и программа развития изначально не рассчитаны под тарифные ограничения. С этой инвестпрограммой «Россети» идут к регулятору, который обрезает источники финансирования инвестпрограмм, руководствуясь тарифными ограничениями. А потом происходит не всегда обоснованный выбор тех объектов, которые откладываются, и тех, которые все-таки сохраняются в инвестиционных планах и будут продолжать строиться. – Мне кажется, еще проблема в том, что регулятор до последнего времени особенно и не обрезал инвестпрограммы. Поэтому они набрали кредитов, которые теперь надо как-то отдавать, поэтому появилась проблема выпадающих доходов от сглаживания. – Да, регулятор ограничивал рост тарифов без обрезания инвестпрограммы, после этого компании вынуждены увеличивать привлечение инвестиций, попадают в кредитную зависимость, увеличивается кредитное плечо, нагрузка по обслуживанию этих кредитов, и дальше ком финансовых последствий уже становится самостоятельной проблемой, которая сейчас для электросетевых компаний находится в центре повестки. – А что вы думаете о предложении Минэкономразвития создать так называемый совет по надежности при «Системном операторе», чтобы оценивать последствия его решений? Это поможет найти баланс? – Эта дискуссия идет давно, но до практического решения руки не доходят. Комиссия по контролю за деятельностью «Системного оператора» была организована при «Совете рынка», но она всерьез так и ни на что не повлияла и была распущена. – Что не получилось? – «Системный оператор» – это сильный коллектив профессиональных людей, и, для того чтобы ему на равных оппонировать, нужна серьезная команда аналитиков, которая находилась бы на одном уровне профессионализма с «Системным оператором», но также обладала бы компетенциями в экономике, макроэкономике, тарифном регулировании и теплоэнергетике и др. Такие аналитики смогли бы дискутировать с «Системным оператором» по поводу обоснованности и реализуемости принимаемых им решений. Но такой точки оппонирования в отрасли сегодня нет. Пока не будет создан самостоятельный центр компетенции, независимый от интересов диспетчерского управления, который был бы изначально ориентирован на поиск сбалансированных решений, компромисса между требованиями обеспечения надежности и экономическими требованиями, все дискуссии ни к чему не приведут. – Проблема поиска компромисса между надежностью и разумной экономикой актуальна ведь не только для России. Как ее решают в мире? – С помощью специализированного модельного инструментария, о котором я говорил. А структурные решения могут быть разные: где-то прогнозированием занимаются агентства при министерствах энергетики, где-то «Системный оператор» имеет более широкие компетенции – такой «Системный оператор» объединяет в себе функции СО, АТС и «Совета рынка», которые в России функционируют по отдельности, где-то действительно работают советы по надежности. Каждая страна находит свои способы организации управления развитием электроэнергетики. А у нас комплексное обоснование принимаемых решений хромает, в итоге никто не верит в реализуемость долгосрочных прогнозов и планов развития. – А как вообще можно обеспечить долгосрочность этих решений, учитывая качество госуправления в нашей стране? – Есть такой давно забытый в нашей стране принцип (относительной) независимости регулятора. Регулятор электроэнергетики в тех же США – FERC (Федеральная комиссия по регулированию в энергетике) – самостоятелен в принятии своих решений, не подчиняется макроэкономическим ограничениям по ценам и тарифам. У нас тоже такая ситуация была, даже во времена РАО ЕЭС, потом она потихоньку исчезла, регулятор был жестко встроен в систему органов исполнительной власти и потерял даже видимость независимости. Теперь главным регуляторным инструментом, по сути, является принятие прогноза социально-экономического развития с предельными уровнями тарифов. Все остальное – это техническая реализация принимаемых в рамках прогноза решений. – А если бы было по-другому, регулятор проиндексировал бы тарифы «Россетям» на фактическую инфляцию, как хочет компания и предлагает Минэнерго, и что бы тогда было с экономикой? – Я же не говорю о том, чтобы регулятор давал столько, сколько просит естественная монополия. Инструменты по формированию прогнозов развития электроэнергетики, которые позволяют сбалансировать физические и стоимостные параметры развития отрасли, как раз и позволили бы выйти на тот оптимальный уровень тарифов, который, с одной стороны, дал бы возможность развиваться компаниям, а с другой – не душил бы потребителя. – Вы, кстати, не прослеживаете какого-то лоббизма в предложениях министерства? За те же сети, например, они очень болеют. – У сетей, конечно, большой лоббистский потенциал, но особого лоббизма в предложениях Минэнерго я не вижу. Министерство реализует государственный подход и часто занимает иную позицию, чем предлагает сетевая компания. Объективности ради нужно сказать, что в сетевом комплексе сейчас действительно «перекошена» ситуация: компанию «Россети» нагрузили слишком большим количеством рисков. Сначала сделали льготное техприсоединение до 15 кВт, потом до 150 кВт, а это все выпадающие доходы. Сети обязаны присоединять любого потребителя, который сделал заявку, а потребитель при этом не обязан ввести заявляемые им мощности. Сбытовые компании, сталкиваясь с неплатежами потребителей, стараются не накапливать долги перед генерацией на оптовом рынке и большую часть неплатежей потребителей канализируют в свои неплатежи перед сетевыми компаниями. – Сейчас много говорят о том, что планы по строительству АЭС на фоне низкого спроса завышены. Как вы думаете, Минэнерго сможет серьезно повлиять на планы «Росэнергоатома» или то не подвластная министерству задача? – Полномасштабные планы развития атомной энергетики довольно затратны – атомщики как строили дорого, так и продолжают строить. Цена за атомный киловатт – $5000–6000, а за угольный и газовый – $1000–2000. – В России им это строить не мешает. – В России они пробивают инвестпрограмму через лоббистский ресурс. Развитие АЭС идет по своей логике, они не участвуют в оптимизации перспективной структуры генерирующих мощностей страны, планируемые объемы вводов АЭС сильно завышены и не соответствуют потребностям энергосистемы в условиях низкого роста потребления и уже существующего избытка мощности. Ведь если бы работала экономическая логика, не нужно было бы строить столько атомных электростанций. На самом деле это по факту и происходит: «Росэнергоатом» хоть и заявляет большую инвестпрограмму, но постоянно сдвигает ее вправо. – В энергетике прогноз спроса – основополагающая и крайне важная вещь. Но как-то так получается, что регуляторы часто ошибаются в цифрах, в том же РАО «ЕЭС России» прогноз был сильно завышен, а теперь Минэнерго не знает, что делать с избытком генерации. Как заниматься прогнозированием, если всегда случаются ошибки? И как компаниям планировать бизнес исходя из прогнозов? – Это непростой вопрос. В деятельности по прогнозированию ты всегда ошибаешься – и в жизни, и в хозяйственной практике. Но это не повод, чтобы прекращать эту деятельность. Выигрывает тот, кто применяет более современные инструменты и приобретает большую квалификацию и искусство. В этом смысле главное – создать саморазвивающиеся и самонастраивающиеся механизмы, которые позволяют на каждом прогнозном цикле анализировать прошлые ошибки, совершенствовать методы и подходы, накапливать историческую базу данных. Каждый конкретный прогноз всегда будет ошибочным. Но если ты не делаешь системный анализ этих ошибок и подстройку механизмов, ты проигрываешь стратегически и теряешь всякие ориентиры для развития. Насчет конкретных ошибок – я напомню логику, которая была положена в основу завышенного прогноза потребления, сделанного в 2007–2008 гг., когда РАО ЕЭС заканчивало свою работу и принималась программа ДПМ (договоры поставки мощности). Тогда была развилка – принимать низкий прогноз спроса или высокий. Приняли высокий – со среднегодовым ростом в 4,5%. Неопределенность была очень большой, и мы применили следующую логику: если примем низкий прогноз и введем меньше мощностей, а экономика будет расти, то рискуем получить дефицит. А если примем высокий прогноз и введем избыточное количество мощностей, а экономика будет расти медленнее, чем прогнозировалось, то мы будем наращивать объемы вывода неэффективных мощностей и легко подстроим общий объем мощности к медленно растущему спросу. И посчитали, что сценарий завышенного прогноза и – при необходимости – ускоренного вывода неэффективных мощностей менее рисковый и более правильный. На это пошли с открытыми глазами. Но потом на практике оказалось, что освоить механизм управления выбытием старых мощностей почему-то очень сложно. Ну не хватает у нас управленческого ресурса, чтобы выводить старые станции. – А что сложного? – Не знаю. Я в свое время занимался реформированием угольной промышленности, мы закрыли две трети угольных шахт. Это был тяжелейший процесс, в том числе с точки зрения социальных последствий. Тем не менее механизм был введен, освоен, решения принимались. Это позволило серьезно оздоровить угольную отрасль. А в электроэнергетике сейчас такой механизм запустить не удается. В итоге ежегодно выводится примерно 1,5–1,8 ГВт старых мощностей, а нужно было бы минимум 5–6 ГВт. – Какие могут быть механизмы? – Должен быть механизм всестороннего рассмотрения вариантов. К выводу каждого объекта генерации нужно относиться как к инвестиционному проекту со всем циклом инвестиционного проектирования, а этого подхода сейчас нет. Вывод мощности и компенсационные мероприятия нужно проектировать, заказывать соответствующие проекты институтам, платить за разработку проектов деньги. Иначе всегда будет мешать то невозможность замещения по теплу, то еще что-нибудь. – А кто должен платить за такой заказ – генераторы или потребители? Не хотят ни те ни другие, Минэнерго этот вопрос решить не может. – В итоге потребители платят за избыточные мощности. Нужно сравнить экономику выбытия и экономику альтернативного содержания простаивающих мощностей. Эти вопросы также решаются через инструментарий комплексного моделирования – на нем можно проигрывать сценарии массированного вывода, менее масштабного вывода, экономики одного, другого варианта, рисков в одном и другом случае, а также рассчитывать затраты, которые необходимы. – Вы не думаете, что часть проблем возникает еще и потому, что участников рынка очень много и они не умеют договариваться? Часто и генераторам, и потребителям нужно решить одну и ту же проблему, но каждый стоит на прямо противоположной позиции. – Договариваться можно только на основе некоей модельной конструкции, которая вырабатывается при поддержке серьезного экспертного потенциала. Если договор происходит на основе неструктурированной картины, которую каждый представляет по-своему, и она не положена в системном виде на бумагу, договориться невозможно. Это хаотичный процесс переговоров: каждый зашел со своим мнением и остался при своем мнении, примерно так. – А «Совет рынка» не может пользоваться инструментарием, о котором вы говорили, и стать центром принятия комплексных решений? – «Совет рынка» сейчас – одна из наиболее авторитетных площадок. У «Совета рынка» тоже ограничены полномочия: он в основном занимается вопросами функционирования и развития оптового рынка электроэнергии. «Совет рынка» не занимается изолированными энергосистемами и распределенной малой энергетикой, которая приобретает сейчас большую роль. Нужно сказать, что «Совет рынка» движется в сторону расширения функционала, не так давно ему поручили заниматься розничным рынком, он стал заниматься рынком тепла и сектором возобновляемых источников энергии, но пока «Совет рынка» адекватно отражает только часть электроэнергетики. К сожалению, это не позволяет вырабатывать комплексные решения. Нет ни одного органа, который обладал бы комплексными полномочиями, достаточными для управления развитием отрасли. За исключением Минэнерго, но даже министерство не занимается, например, коммунальным теплоснабжением. А это, извините, две трети тепла в стране и огромная площадка для будущего производства электроэнергии на основе развития распределенной когенерации. – То есть мы в тупике? – Это не тупик, а серьезный вызов – сможет ли государство как регулятор справиться с резко усложнившейся задачей координации управления развитием электроэнергетики страны.
1 2 3 4 5 Просмотров: 433 \| Добавил: hasskabmya1987 \| Рейтинг: 0.0/0